28 / 230
ми рожками нам в дом счастье при
валило,
—
отвечает мать.
—
Они
же
не
простые, а волшебные. Положи их в
сусек с зерном — сколько потом не
бери, хлеб убывать не станет, в коше
лек сунешь рожки — в деньгах убы
ли не будет, сколько ни расходуй.
Решили они начать с денег. Достал
Мишук кошелек, пересчитал деньги.
Денег было немного, всего каких-то
семь рублей.
Наутро пошел Мишук на базар.
Походил по базару, к тому, другому
приценяется, а тратить деньги ие то
ропится: ну-ка истратишь, а они не
восполнятся? Потом приглядел себе
сапоги со скрипом и — была не бы
ла! — отдал за них три рубля. Ку
пил сапоги, отошел в сторонку, за
глянул в кошелек, а там как было
семь рублей, так и осталось.
На эти же семь рублей они и дом
новый просторный построили, и ам
бар, и сарай, скотины всякой наку
пили. Одним словом, стали жить не
хуже других деревенских богатеев.
Мишук не только в праздники, а и по
будням носил свои сапоги со скри
пом. Парни-сверстники так и прозва
ли его Мишук в сапогах.
Стукнуло Мишуку двадцать лет,
пора жениться. Высватала ему мать
дочь богатых
родителей. Свадьбу
справили честь по чести.
Люди дивились: откуда у бедной
вдовы и ее сына взялось такое бо
гатство. Но мать с сыном не то что
чужим, своей невестке и то ничего
про чудесные рожки не говорили!
Пришла зима, а зимой главное де-
\о для девок и баб — пряденье. Се
ча за пряжу и молодуха. Чтобы не
вестка напряла побольше, свекровь
«зяла да незаметно и сунула ей в ку
дель чудесные рожки. Невестка день
чрядет, второй, третий, а мочка ку-
ели не только не кончается, а даже
не убывает. «Вот беда-то,— думает
молодуха.— Люди смеяться
начнуть
одну мочку за три дня осилить
не
могу». И когда на четвертый день
свекровь затопила печь, а сама вы
шла по какой-то надобности к сосед
ке, молодайка, недолго думая,
сня
ла кудель с гребня и кинула
ее
»
огонь. А чтобы свекровь
не догада
лась, достала новую мочку.
Приходит свекровь от соседки ■
дивится, что дрова в печке как го
рели, так и горят, не убывают. Пора
бы уж и хлебы в печь сажать,
а
только как их в пламя посадишь.
— Ты, сношенька, кончила свою
кудель прясть?— почуяв неладное,
спросила свекровь.
— Нет, еще не допряла,— ответила
молодайка.
А время подходит к обеду
домой пришел. Печь же как
лась, так и топится, дрова вег *'
прогорают. Тут уж и невестка
ч-
понимать начала и призналась
— Я в печку кудель брос
не оттого ли огонь не убывает г
— Эх, сношенька, сношенька, что
ты наделала!— заголосила
стару
ха.— Ты же погубила-разорила нас.
Хватайте ведра, таскайте воду. Т у
шите огонь в печи!
Сын сразу понял мать,
схватил
ведра и к колодцу. Невестка тоже ем)г
помогать принялась. Они
Еоду
тас
кают, а мать ее в печь на Огонь вы
ливает. Лили, лили, насилу
потуши
ли. Однако огонь погас — новая
на
пасть: полилась из печки вода.
Час
течет, два, полдня течет. Уже
и избу
всю залило, и подворье затопило,
те
чет и не убывает. И з
избы да со
двора потекла вода по овражку
даль
ше да дальше, и
с
каждым
часом ее
становилось больше и больше.
Эта-то вода, сказывают старые
лю
ди, и дала начало большой реке, ко
торая и по сей день течет по
чуваш
ской земле.
24