

Константин Сергеевич, вот что я тебе скажу: оставь
ты ее в покое.
— И пошутить нельзя? — ухмыльнулся Айгашев.
— Знаем, как ты шутишь. Она рассказала. Советую
тебе не выходить за рамки...
— А почему? Кто она такая? Подумаешь, цаца... Обык
новенная баба, да еще еврейка. Должна радоваться, что
такие люди оказывают ей внимание...
— Ты это серьезно говоришь? — с изумлением посмо
трел па майора Пуяндайкин.
— А как же! Знаешь, что бы с ней было, если бы мы
ее не приютили? Сгорела бы уже давно в крематории...
А она, вместо благодарности, наговаривает.
— Константин Сергеевич, ей-богу, я был о тебе луч
шего мнения. И как только у тебя повернулся язык ска
зать такое? Она пришла к нам с чистой душой, старается
изо всех сил помочь нам громить фашистов, а ты...
— Знаю я, почему она пришла к нам. Некуда было
деться, вот и попросилась...
— Да , фашисты преследуют их, охотятся, как за ди
кими зверями. Но тот, кто хочет воспользоваться в своих
низменных целях их трагедией, не лучше нацистского
негодяя!
— Выходит, меня надо уничтожить? — с издевкой
спросил Айгашев.— Нет, мой дорогой, руки коротки! И з а
помни: рано или поздно, а Эсфирь будет моей. Да ,
моей!
— Нет, не бывать этому! А если попытаешься дей
ствовать силой, придет Яничек, и от тебя только мокрое
место останется.
— При чем тут Яничек? — насторожился майор.
— При том, что они любят друг друга. А Зденек, как
тебе известно, обиды никому не прощает.
В глазах Айгашева вдруг появился страх.
— Я этого не знал,— словно про себя, тихо проговорил
он.— Ну, ладно! Забудем об этом. Даю тебе слово, девуш
ку д аже пальцем не трону. Пускай живет и милуется со
своим чехом...
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
На следующий день Айгашев отправил в деревню Бо-
хеньки трех разведчиков, приказав разузнать, каково на
строение местных жителей, кому принадлежит двухэтаж
170