39 / 39
начнет думать о моей душе... Я надеюсь и жду этого, и сам,
как щенок, лижу подлой ночи душу*...
Медленно подходит к нему Ж учка.
Привет, Жучка, привет! Ну-с, друг мой, как поживаешь?
Ну-ну, жить-то надо. Такая она штука — жизнь. Да-да, такая
вот штуковина. Сегодня есть, а завтра нет. Только душа оста
ется. Так-то вот оно, Жучка. СССобачья у наССС ССС тобой
СССудьба: у ЖучКККи-со-баКККи и у человека ЙоСССеХ-
ХХа... Вот так мы и живем с тобой, Жучка. И вся жизнь у
нас так и проходит. Жизнь она — штука вечная... Да-да, Жу
чок, вечная... Се ля ви. Пардон. Ну да, такова она, жизнь.
Такова.
Голоса, плач.
Громче всех крик Р ади к а: «Мамак! Маа-аамаа-аак!.. Маа-аамаа-аак, го-войю!..
Маа-маа-аак!»
Рассвет. Багрово-красный рассвет.
Ежевика вдоль плетня. Крупные, вкусные ягоды. Но все они почему-то только
сизые, нет ни красных, ни желтоватых. С дальнего конца сада устало приходит
Ж у ч к а и, высунув язык, повисает на плетне. Глаза ее сверкают как-то бесчувст
венно-мучительно.
Жучка испускает последний вздох.
Где-то неподалеку слышен плач Й о сс е х а .
Вдруг отовсюду начинает слышаться плач.
Плачут все и вся, но громче всех слышен крик Р а д и к а и Ма р и н е : «Маамаак!
Маа-а-аамаак! Маамаак, говойю! Ма-а-а-аа-а-а-ам-а-а-а-а-аак!»
* В монологе использовано стихотворение латышской поэтессы Дагнии Дрей-
ка.
(Авт.)