

Если, не зная секрет обращения, все соберутся.
Забьют её ночью цепями по-своему, либо двойную наденут узду,
либо станет игрушкой для башни.
Такой головы там ещё не поставлено.
- Ты не тяни, скорей падай, ты что невесёлый? - подруга вни-
зу верещала дуэтом.
1
- Я подстрахую, голубчик. Ура?..
В участи парашютиста на дыбе сперва незаметно какой-либо тя-
жести, но, поначалу терпимая, боль обретала физический вес и та-
щила всего тебя книзу. Надо немедля прервать окаянство нагрузки,
но пальцы, сведённые в окостеневшие горсти, не слушались. Эти
сцепления каменной хваткой держали дубовую крону.
Наша беда - вся в отказе горстей подчиняться.
- Думала, встретимся, дело себе соберём! Я скучаю, но рас-
сержусь - и домой по росе. Хотя некуда...
Карлик, изнемогая навытяжку, мялся, прикованный за руки.
Скоро нашло на него помрачение, будто бы только что минула тыся-
ча лет. Октябри с январями в апреле - холодно, пасмурно, слякот-
но. Щиплется жёлтый подкрашенный воздух, и тянется-тянется здеш-
ний паршивенький вечер. Или здесь утро такое смердящее. Вечером -
утро. ЛЮди, круша свои беды, всё борются. Карлик обиделся, что
никакая собака на цирке событий не помнит о нём, отвисающем уль-
траповинность.
А столько веков отступя, мы, сиречь ирреальные павы, сущест-
вовавшие где-то когда-то, равно как и вовсе не существовавшие
сроду. Нам обижаться на то, что в отстойнике Леты пропал интерес
относительно роли прапращурства, глупо.
- Слушай, сама не своя, когда плачу. Слёзы ручьями, четыре
ручья, каждый горький...
Карлик ударился лбом о землю, сел у подножья дерева на кра-
соту колокольчиков. Он узнал ошалело себя по штанам. Эта занятная
часть его платья попалась ему на глаза, как указатель имущего
долженствования далее. Прочей приметой порядФ было высокое дере-
во - дерево дуб ожило, помахав ему кроной.
Домашняя ловкая белка, целебная чудо-ладонь, юркнула по•си-
гаку на щеке верхолаза:
- Потрогай мой пульс, идти некуда...
- Чучело ты ненаглядное! - Карлик откликнулся, но в голове
по камням у него застучали телеги.
69