

Поставь-ка душу на треножник:
Любуйтесь, мол, как хороша!
Не всякому откроешь сердце,
Вот и таится братец наш.
Парнишка, надо думать, с перцем,
И, видно, страсть его — не блажь».
«Ах, Герман, до чего ты черный.
Д авай -ка, я тебе полью...»
«Загар такой ... высокогорный...
Бродяга я. Ходить люблю.
Быть может, ветер черноморский
Мне кожу выдубил. Ведь он
Пропитан солью по-матросски
И южным солнцем прокален.
Люблю, сестра, волну морскую,
Когда, как черный ургамах,
Откинув гриву, всю седую,
Летит на скалы во весь мах.
Мне по душе и ураган,
Ломающий с налета ветки.
Быть может, в том виновны предки,
Ведь как-никак — я Аптраман.
В моей крови закваска та же,
Что и у пращуров моих
Бродила в жилах, то на кряжи
Высоких гор бросая их,
То посылая в даль морскую
С веслом на грудь волны крутую ...
А, может, на моем лице
Л ежит простая пыль с обочин.
Пусть! Я не этим озабочен.
Я стосковался по отце,
По маме, по тебе, сестренка.
Сюда, в родимую сторонку,
Случись, пешком бы я пошел...
Здоровы все — все хорошо!»
Гость раскрыл свой чемодан
Из тисненой кожи,
Мыльницу достал, стакан,
Полотенце тоже.
4 П. Хузангай.
49